Письма 1846 года

14 августа [1846 г. Сафонково]

Какой дар божий в письме вашем, мой почтеннейший Николай Петрович, я приобрел предложением вашим и Ивана Николаевича(289) написать образ на той святой досчечке, которая удостоена была хранить в себе нетленные мощи святителя Макария, — до этой досчечки счастливой будут касаться счастливые руки мои, и она, эта уже святая, счастливая досчечка, будет несколько времени в Сафонкове, и может быть есче поедит со мною в Град Петров к Филиньке моей.

Я решился не ждать письма от Ивана Николаевича, а сам ему пишу, и вас, мой почтеннейший, прошу его вручить, ежели нужно, запечатав. Прочитав мое письмо, увидите мое намерение. Может быть князь(290) и герцог(291) меня долго не задержат в Петербурге; я им здам своего Мишиньку.(292) Как будет богу угодно, так и сделается.

После письма вашего я смотрю покойнее, безропотнее на высохший овес мой и метлистую рожь и бодрствую в строении агрономических планов.

Сего дня, 14 августа, и я совершенно ничего подробно не знаю приключившегося у вас с Сер. Вас.(293) От Андр. Клем, никакого я толку не добился, видел только размашку рук и слышал топку ног его.

Ужо мы едим к Василию Матвеевичу просить его о принятии грехов наших и просчении их его силами. Простите и вы меня, мой почтеннейший, я иногда бывал виноват перед вами, даже внутренними укорами за хозяйство ваше, но душа моя всегда питается к вам чистым уважением, которое ляжет со мною и в могиле моей.

Дмитрия Федоровича Кулебякина,(294) ехавшего пустошью на дрожках, без человека, при разбирании заворок(295) картечью прострелили в плечо. Д. Ф. жив — это знаю, а других подробностей не слыхал. Впрочем Д. Ф. виноватого сам скорее Дурнова(296) найдет.

Со вчерашнего дни солнышко перестало печь и допекать; теперь ежели надолго замокропогодится, то не очень хорошо. Да будет воля его!

Будьте здоровы, мой дорогой, мы завтра у вас, в Островках.

Чистосердечно вас уважающий

Грешный Венецианов.

[Приписка от 15 августа]

15. Островки. Бог удостоил меня с Сашинькой принятия святых таин, и ваши все были свидетелями.

И вчерась и сего дня я не добился толку в действительной причине чорного поступка с вами С. В., и Василий Матвеевич, давно доискиваясь, о сю пору не нашол.

Вчерась мы с В. М. много говорили о том, что бы можно и должно было сделать для улучшения состояния ваших крестьян, и ежели бы С. В. за эти средства принялся, то много бы в год сделал. Василию Матвеевичу известны эти средства. Не нападете ли вы, мой почтеннейший, на него? Все ваше так близко душе моей, и хотелось видеть, как у себя, изменения к улучшению.

Может быть я и не дело вам пишу; но это самой горячий и после причастия порыв почитающей вас души

Алексея.(297)

[Март 1846 г. Сафонково]

Давно бы надобно мне было отвечать вам, почтеннейший наш Николай Петрович, и мне хотелось это сделать лично; но пришлось буквенно, для того что уже теперь лично поздно, — выйдет ни то, ни се, пли общая помеха. Сперва Сашинька у меня мучилась своей хронигой,(298) семь дней с постели не подымалась, потом мой сожитель-гиморой забунтовал и теперь кутит.

Я намерен, т. е. решительно положил, 26 или 27 ноничнего марта ехать в Бежецк, оттуда в Кашин и Калязин к угоднику Макарию(299) приобресть от него то, чем он рассудит меня наделить, а оттуда заехать к Ивану Николаевичу и... [неразборчиво] в его желания новые, будучи готовым к выполнению благих и теплых для меня первых. Теперь вас прошу, ежели не уехал Иван Николаевич,(300) то попросите его взять с собою все подробные чертежи и проекты, приготовленные для церквы.

Образа спасителя и божией матери я отослал к В. М. и потом съездил туда, чтобы посоветовать о старых полукружиях. Пришло мне в голову полукружия эти превратить в драпировку и сделать ее дешево и сердито из холста и деревенских кружев, пролевкася(301) их, а кружева и вызолотя. Васильев сын, позолотчик, для пробы этой моей фантазии приедит ко мне на страстной недели, в понедельник. Теперь что мне вам сказать, мой почтеннейший Николай Петрович? Соседу моему П. И.(302) как будто лучше, с палочкой начинает бродить; но вот странность, что у него уже слишним 3 недели не было... и Красовский(303) пишет, что это ничего, а капли с опиумом постоянн месяц ежедневно приказывает принимать; впрочем, без них он бы и не мог заснуть, а у А. П. левая (пораженная) рука сильно загноилась и уже драться мешает.

Любовь Алексеевна(304) едит с сыном Александрою(305) в Петербург для определения его по М. Ф., а Михаил ее с нетерпением ждет начальничества над уездом и готовится вот как.

Снегу у нас ежедневно прибывает, даже в бывшие 20-градусные морозы не переставал навевать. Так как осадок не было, то, верно, вдруг сольется и даст большую разом воду с доброй весной, а от нее-то почти зависит годичная участь поселянина.

В теперешнюю разладицу скудельных сил моих все-таки я неоставлял палитры для туалета моей Дианы(306) и помаленьку-помаленьку ее всю закрыл. В сельской жизни, кажется, необходимо какое-нибудь занятие для держимости умственной способности, а без него и загнить или отпустить бороду, лапти надеть.

Желаю вам доброго здоровья и добрых сил в святых подвигах ваших.

Всею душою вас уважающий

Венецианов.

Почтеннейшей Аграфене Кононовне свидетельствуя мое и Сашеньки моей почитание, целую ручку.(307)

5 сентября [1846 г. Сафонково]

5 сентября. 30 августа со всеми Вашими-нашими, мой почтеннейший Николай Петрович, я виделся в Поженках и простился до свидания в будущем году (как самонадеянно!), кроме Аграфены Конновны, с которой хочу видеться и проститься 8-го числа.

Она меня чрезвычайно радует, давно она не была так хороша. Бог принялся за улучшение ее здоровья, а вы с нею, кажется, решились на него надеяться.

Я, слава богу, здоров, только не работаю ничего — поры нет. Она у меня, как у пьяницы запой — неделями, месяцами. Боже, наш боже, вить и всем написан им этот же закон, в котором влита его святая воля.

Как бы вы думали, мой дорогой, вить вы теперь Воскресения-то(308) не узнаете. Надобно было Ауэрбаху(309) зацепить мое самолюбие и сказать, что нельзя этот образ исправить, в то время когда я говорил, что нетолько можно, а должно раскрыть чистой, религиозной Боровиковского взгляд, затемненной ошибками в рисунке и эфекте. Ауэрбах его еще не видал, и я его жду, чтобы хватить его моим «я». Как я привык и языком и пером все вам молоть, без тех приличий, которые красотой своей куют людей!

В понедельник, сиричь 1-го сентября, я отправил Григория(310) в Костовское. Рожество готово, а Благовесчение — почти. Поспешил я его туда отправить для того, что бы воспользоваться прекрасной погодой и ему обойтись без дров Андр. Клем. Литографию спасителя я добыл, следовательно, возвратиться к вам может вполне бывший Нерукотворенный.

23 августа я вздумал посеять 2,5 десятины. Начало хорошо всходит, почему вчерась на 8 десятин закинул и остановился, для того что первую со вчерашнего дня начал пожирать как будто с дождем упавший [вредитель], а вторую чуть-чуть не из рук хватал в семенах.

Да будет его святая воля! В Эстляндии в иные годы живут же без ржи своей, а выменивают ее на жито и овес. А хозяйство их таково, что нашему далеко, далеко до их.

Любовь Алексеевна(311) наша в Питере просит места у Шульгина Николахи(312) и выпросит — чудная баба. Я на нее с уважением смотрю. Она теперь не та стала, какою была при А. С, он ее грязнил и связывал.

На горы у нас идет все своим порядком, т. е. в обычном беспорядке до времени, а это вить у человеков большей частью. Соседушка мой, Притупов, из рук вон чудесит. Прошлого году моего старосту застращал количеством барщины, нынче и землемера пугнул на меже; тот парень, как неглупой, то угрозы его черкнул в журнал. Он вооружается противу уничтожения чресполосных владений. Это свойственно одному съумасшедшему. Он требует, чтобы Трониха из единственного судом утвержденного владения опять перешла в общее. И даже не только словесно, а бумажно к землемеру пишет, и сказки, в 1841 году судом утвержденной, не признает, потому что он купил землю у Петра Гавриловича,(313) доставшуюся ему от матери.

Теперь я жалею, что весною не побывал в Калязине, страшась распутицы. Лето у меня кое-как протекло, и образа угодника Макария я не начинал. Видно, что-нибудь очень серьезное задерживает в Твери Ивана Николаевича.(314) 15 августа закладка была, и наш Давыдов на ней был. Стану ждать до половины октября. Беда, что с собою в Питер образа не буду иметь возможности взять.

На днях в обыкновенных полицейских повестках попалось мне видеть печатной экземпляр правил для сображения приведения крестьян в условное состояние.(315) Так как в то время были у меня кое-кто, то мне не удалось его рассмотреть. Не имеете ли, мой почтеннейший Николай Петрович, этого экзамтля. Много бы, много меня одолжили, ежели бы с людьми вашими на недельку прислали. Наши обязанности очень тяжелы, ежели их выполнять и по законам гражданским и церковным, и даже по законам материального благоустройства состояния. Как ни кинь, а все выйдет, что не крестьянин в крепостном состоянии, а помещик, помещик, понимающий вполне свои отношения к крестьянину, а не тот, который тонет в грязи феодализма.

8 сентября. Вчерась мы приехали из Лассемли, там Петр Михайлович; сказывал нам, что Петр Николаевич(316) был очень болен и в самое нужное для него время — в экзамен. Подкрепи вас, господи, мой почтеннейший Николай Петрович! Всякую болезнь легче на себе перенесть, нежели видеть ее переносимую так близкими человеками. Чего тут не придумается и как не сожмется сердце? Ну, теперь вам отраднее будет, все ваши с вами. Просчайте, будьте здоровы.

Душою вас уважающий

Венецианов.(317)

2 ноября 1846 г. С.-Петербург.

Здравствуй, почтеннейший наш Николай Петрович!

Никогда мне не было так скучно, грусно и досадно в Питере, как теперь. Может быть, потому, что своя рубашка ближе. До этого времени доводилось мне хлопотать о чужих, и оттяжки хода дел, самые неудачи не были так ощутительны, как теперь, потому что теперь хлопочу о своем деле, т. е. о Филисе.(318) Эта выжидательная система со своими гомеопатическими законами, везде принятая, мучит меня. Ежели бы постановления наши не подлежали исключениям, покойнее бы было. Чистой законной отказ более бы успокоил и развязал каждого, нежели распучка надежды. У меня одна распучка должна показаться около 17-го числа, другие — к 6 декабря и такие, которые при малейшем ненасье пожелтеют и свалятся на основании законов, а закон говорит: преимущественно помесчать в класные дамы девиц, воспитанных в том заведении. Этот закон ведь не отказывает словом преимущественно, а обнадеживает, велит ждать, искать, а иногда и быть в дураках.

Сашинька, получила дощечку от гроба угодника Макария,(319) нераспечатывая ее, поставила к образам и решилась было ее хранить до моего приезда; но я ей посоветовал раскрыть ее; она, раскрыв, нашла письмо ко мне Ивана Николаевича и на днях прислала, следовательно, возобновила мою благодарность за так святое поручение и усугубила нетерпение мое к скорейшему началу.

Мне приходит мысль, мой почтеннейший Николай Петрович, чтобы образ написать не только на одной присланной дощечке, а и на всей той доске, которая будет составлять образна досчечке головку, а ручки и прочее на доске. Увидясь с вами, потолкуем. Можно бы так сделать, чтобы дощечка даже вынималась тем, кому угодно приложиться, конечно, смотря по людям. Это вить только зародышек мысли, а ее мне дает и заставляет обдумывать скудельность глаз моих, выходящих иногда из повиновения. Ах, мой почтеннейший, как бы мне хотелось скорее приступить к этому святому делу. Петербург мне, чем далее, тем более надоедает — приторным становится, даже так, что я бы лучше желал Филиньку видеть класной дамой в Твери, нежели в Петербурге. Может быть этому причиной мой 66-й номер годов, который смотрит на движения мира уже не так, как в калископ [калейдоскоп], а как в телескоп.

Закалякался!

Просчайте, мой дорогой, будьте здоровы с святым семейством вашим. У добрейшей Аграфены Конновны душою моей ручку целую. Чистосердечно вас уважающий

Венецианов.

Италиянцы(320) всех занимают, но не по-старому — прискучило, и цирк пустует, толпятся в Базаре,(321) которой императрица посетила и тем ему дала больший ход; впрочем, базар хорош, цена всему настоящая, без обмана.

2 ноября 1846 г. С.-Петербург.

[1847 г.,(322) около 16 марта. Сафонково]

Што же, неужели мне благодарить вас, мой почтеннейший Николай Петрович? Пусть я останусь так, не благодаря. С Сназиным(323) говорил в Волочке и Владислав Иванович(324) о деле нашем. Это мне передал Андрей Клементьивич. Сназин очень хочет кончить дело. Начало этого хотения, образумления, вы положили. Теперь у вас добрая наша Евпраксия Тимофеевна,(325) я теперь написал к Иосифу Ивановичу о том, что вдруг узнал, что Страхов этот ваш — тот самый, о сыне которого и о самом я знаю все самое худшее, пишу и к вам для известия и передачи Евпраксии Тимофеевне.

Мой давнишний знакомый, Василий Михайлович Веселков,(326) который служит у вел. кн. Марии Николаевны секретарем и казначеем, живет в своем доме по Фурштатской улице, к Таврическому, а деревенька его и усадьба — в трех верстах от Страхова. Страхов просил Веселкова обласкать его сына и в случае нужды помочь — сын тогда находился в школе Гвардейских подпрапорщиков. Из школы Страхова выгоняют за воровство, буйство и леность. По старанию В. М., Страхова берут университетские професора, чтобы приготовить к поступлению в университет, и молодой Страхов по просьбе отца помещается у Веселкова. Месяца с два Страхов ходил к професорам, потом ему надоело, он деньги, получаемые от Веселкова, професорам перестает отдавать, а начинает их окрадывать, у Василия Михайловича и одного професора украл часы, у другого книжку с деньгами, у третьего стакан серебряной, а у самого В. М., кроме денег, наконец (прошлого году, в августе), две брилиантовые пуговки, которые стоят по 350, и им были обе проданы за 400. Отец эти поступки отнес к обыкновенной ребячей молодости, разгневался на професоров и на В. М., для того что по его правилам в сыне его кипит живость лет. Дочь его давно ждет Владислава Ивановича.

Это все я написал к Иосифу Ивановичу.

В последний вечер я вынужден был моим злодеем-гимороем рано с вами проститься, и вот с тех пор этот злодей проказит со мной, изволил меня ухватить за Челюсти, горло и плечи, пятой день тешится, с большою болью чай глотаю.

Будьте вы здоровы, мой почтеннейший Николай Петрович, вам здоровье более нужно, нежели мне. Целую ручку у добрейшей Аграфены Конновны.

Чистосердечно вас уважающий, хворый

Венецианов.

1

Памятник Венецианову недалеко от Сафонково

Весна